 «Никто не имеет права самостоятельно покинуть аварийный отсек» (Корабельный Устав ВМФ СССР, ст.326)
В советское время сведения о происшествиях, авариях, трагедиях и катастрофах, происходящих на территории СССР, тщательно скрывались от общественности. И только события, получающие широкий общественный резонанс, заставляло руководство вынужденно информировать граждан страны о случившемся. Причем, информация тщательно фильтровалась и распространялась, дозировано с учетом мнения Политбюро ЦК КПСС.
Наглядным примером сказанному является трагедия, разыгравшаяся на теплоходе «Александр Суворов» 5 июня 1983 года на реке Волга близ Ульяновска. В результате ошибки судоводителей теплоход прошел под несудоходным пролетом моста, который буквально срезал верхнюю палубу судна, и это стоило жизни 176 человек. Только через два дня информационное агентство ТАСС распространило информацию о происшествии и сообщило, что создана государственная комиссия под председательством члена Политбюро ЦК КПСС Алиева Гейдара Алиевича для расследования причин аварии.
После этой трагедии стало «традицией» назначать председателем государственной комиссии именно Гейдара Алиева для расследования крупнейших аварий и происшествий на территории СССР. Эта своеобразная «партийная нагрузка» исполнялась им вплоть до выхода из состава членов Политбюро (потом эту «обязанность» возложили на члена Политбюро Зайкова Л.Н.). В последний раз Алиев Г.А. был назначен председателем государственной комиссии при расследовании катастрофы с пассажирским лайнером «Адмирал Нахимов», произошедшем 31 августа 1986 года на Черном море. Тогда в результате столкновения с сухогрузом «Петр Васев» погибло 423 человека из числа пассажиров и экипажа «Адмирала Нахимова». В промежутке времени между происшествиями с «Александром Суворовым» 5 июня 1983 года (первое упоминание Алиева Г.А. как председателя госкомиссии) и «Адмиралом Нахимовым» 31 августа 1986 года (последнее упоминание в качестве председателя) имя будущего президента Азербайджана неизменно фигурировало в официальных сообщениях Советского правительства при разбирательстве крупнейших аварий и происшествий. В этом не было ничего удивительного – длительный опыт работы в структуре КГБ предопределял деятельность Алиева Г.А. в качестве председателя госкомиссии как компетентного и хорошо информированного профессионала при руководстве мероприятий, направленных на выявление причин и характера происшествий, а также ликвидации их последствий. А, учитывая то, что руководитель страны Андропов Ю.В. занял пост Генерального секретаря с должности шефа КГБ СССР, можно смело утверждать, что выбор пал на Алиева Г.А. не случайно – это свидетельствовало о доверии и уверенности руководства в профессионализме, умении и несомненных организаторских качествах кандидата.
Вполне естественно, что деятельность руководителя такого высокого ранга всегда была в центре внимания общественности и работа члена Политбюро регулярно освещалась в СМИ. Однако в биографии одного из руководителей ЦК КПСС есть событие, которое НИГДЕ не зафиксировано, хотя именно эта деятельность Алиева Г.А. в качестве председателя госкомиссии заслуживает всяческих похвал: я не могу припомнить более удачную работу госкомиссии по ликвидации последствий и спасению людей при аварии и происшествиях. Речь идет о катастрофе атомной подводной лодки «К-429», произошедшей 23 июня 1983 года и унесшей жизнь шестнадцати подводников (обратите внимание – это случилось спустя две недели после трагедии с теплоходом «Александр Суворов», госкомиссия продолжала работу, а её председателем был именно Алиев Г.А.). Почему же об этом в СМИ СССР нет ни одной публикации, нет даже упоминания о том, что госкомиссия во главе с членом Политбюро принимала участие в мероприятиях по спасению экипажа с затонувшей подводной лодки? Повторюсь, - более успешной работы госкомиссии по спасению людей и ликвидации последствий аварии не было!
Есть ещё и мистическое совпадение в этой истории: фамилия командира «К-429» - тоже была Суворов. Почти тридцать лет я пытался дойти до истины событий. Сделать это было крайне сложно, и не потому, что вся информация о происшествии была засекречена (хотя это тоже имело значение). Проблема была в том, что существо дела было чудовищно искажено, значительную часть информации попросту «стерли» из нормативных документов (оперативные и дежурно-вахтенные журналы учета событий), некоторые данные приходилось «выуживать» из очень высоких инстанций (доклады на Политбюро ЦК КПСС, сведения Генеральной прокуратуры СССР, материалы совещаний Главного штаба ВМФ СССР и пр.).
Настало время приоткрыть завесу тайны над историей, потрясшей подводников мужеством экипажа и безразличием власть имущих, предательством близких и потворством беспределу своих же соратников…
«К – 429»
Атомная подводная лодка «К-429» (по классификации НАТО «Чарли-1») была построена в г. Горьком в 1980 году и была включена в состав первой флотилии атомных подводных лодок Краснознаменного Северного флота (автор этих строк в то время служил там же – ред.). Совершив подо льдами Арктики переход с Северного флота на Тихоокеанский, субмарина влилась в состав второй флотилии атомных подводных лодок. После очередного шестимесячного похода в Индийском океане в конце мая 1983 года она благополучно возвратилась в базу, в поселок Рыбачий на Камчатке. Экипаж отправили в отпуск, а подлодку поставили в 49-й судоремонтный завод (СРЗ) на межпоходовый ремонт. Причем, находясь в ремонте, лодка имела на борту ядерное оружие и … числилась на боевом дежурстве с готовностью девятнадцать часов?! Проще говоря, в случае необходимости, подлодке отводилось менее суток на сборы для выхода в море и выполнения боевых задач. Но это было настоящей фикцией: штатный личный состав находился в отпуске, а «прикомандированный» личный состав 228 экипажа и его командир Белоцерковский не отработаны и, следовательно, не допущены к самостоятельному управлению кораблем. Таким образом, предписываемая на бумаге боеготовность «К-429» - чистая «липа» для вышестоящих штабов.
Командир первого (основного) экипажа капитан 1 ранга Суворов Н.М. с выездом в отпуск задержался, так как получил уведомление шифр-телеграммой, что он назначен для прохождения дальнейшей службы на преподавательскую работу в г. Ленинград и решил отъезд в отпуск совместить с отъездом к новому месту службы. Но чемоданное настроение неожиданно нарушил телефонный звонок из штаба дивизии. Комдив Алкаев передал «ценное указание»:
- Отпускам дробь. Готовиться к выходу в море. Торпедные стрельбы!
- Но ведь экипаж разъехался, - удивился Суворов.
- Приходи в штаб, – не стал тратить слов комдив.
Придя в штаб, Суворов стал возражать против выхода «К-429» в море, пытался доказать, что сборный экипаж, это не сборная солянка, к выходу в море он совершенно не готов. Но командование дивизии и флотилии доводы командира корабля во внимание не приняли и с утра 23 июня начали «отлавливать» не успевших выехать в отпуск членов экипажа. И хотя из штатного экипажа сумели разыскать примерно сорок процентов личного состава, в тот же день, 23 июня 1983 года, лодка вышла из базы…
ОТСТУПЛЕНИЕ №1
С чем же была связана такая невероятная суета и спешка, что командование пошло на столь беспрецедентные и вопиющие нарушения сложившихся порядка и правил в военно-морском флоте? Оказывается, в масштабе флотилии и дивизии не был выполнен план боевой подготовки. Над начальниками довлело одно обстоятельство – поддерживать установленный процент боеготовых сил, тем более, что объединение атомных подводных лодок числилось в передовых. Чтобы не получить «фитиль» и не оказаться в числе отстающих, военно-морские руководители шли на любые меры – это характерно было, увы, не только для второй флотилии на Камчатке. Чего стоит только один факт: после межпоходового ремонта корабль передали смежному экипажу всего за три часа! Для сравнения – в обычных условиях (корабль боеготов и исправен) минимальное время приемо-передачи подлодки другому экипажу составляет не менее трех суток. Во время приемо-передачи корабля, состоящего из тысяч узлов и механизмов, происходит и немаловажная передача информации об особенностях работы некоторых устройств, с которыми предстоит работать принимающему экипажу. В период эксплуатации оружия и технических средств пользователи частенько изменяют не только режимы, но и алгоритмы функционирования систем. При этом не снижается эффективность использования приборов, облегчается их использование (на флоте такие нововведения мы называли «малой механизацией»), но, в то же время, появляются особенности эксплуатации, которые нигде не зафиксированы, но известны только самому пользователю.
Но самое удивительное состояло в том, что перед выходом в море не произвели проверку лодки на герметичность, что уже само по себе факт беспрецедентный.
На предстоящих торпедных стрельбах (их должен был выполнить начальник штаба флотилии) «К-429» хотели использовать как мишень и, кроме того, «отстажировать» на ней командира Белоцерковского с 228 экипажем, укомплектованным едва на половину.
ЗАТОПЛЕНИЕ
С выходом из базы, Суворов получил шифровку следовать в полигон торпедной стрельбы. Это не совпадало с планом подлодки, так как ей сначала нужна дифферентовка, а эта процедура производится в другом – мелководном районе. В районе торпедной стрельбы глубина достигала двух тысяч метров. Командир доложил старшему руководителю торпедных стрельб контр-адмиралу О.Ерофееву, что лодке надо идти в бухту Саранную для выполнения дифферентовки. Находившийся на борту лодки начальник штаба дивизии капитан 1 ранга Гусев (однокашник Суворова) советовал командиру все же выполнить приказ старшего. Однако, в сердцах, Суворов просил не вмешиваться в его действия или брать командование на себя!
В бухте Саранной, где глубина составляла 45 метров, заняли точку погружения. Командир дал радиограмму в штаб и на торпедолов (корабль, предназначенный для отлова и перевозки отстрелянных торпед) – О.Ерофееву о начале дифферентовки, получил квитанцию на сообщение и приступил к работе. Дифферентовка необходима для того, чтобы выявить, как лодка слушается рулей, как держит заданную глубину, как реагирует при заполнении или продувании цистерн главного балласта (ЦГБ) и пр.
Приняли главный балласт, кроме средней группы цистерн, осмотрелись, из отсеков поступили доклады: «Замечаний нет». Стали заполнять среднюю группу ЦГБ порциями, в три приема. После приема третьей порции лодка камнем пошла ко дну. Позже выяснилось, что корабль имел отрицательную плавучесть равную 60 тоннам, т.е., вес подводной лодки был больше расчетного на 60 тонн. В центральном отсеке все были «слепые»: как оказалось, приборы, показывающие глубину (глубиномеры) были отключены и об этом догадались только лишь тогда, когда лодка легла на грунт. Попытка продуть главный балласт результатов не дала, т.к. растерявшийся оператор (из числа неотработанного личного состава 228 экипажа) на пульте управления общекорабельными системами произвел манипуляции, прямо противоположные необходимым действиям. Для продувания ЦГБ необходимо закрыть клапана вентиляции и подать воздух высокого давления (ВВД) в цистерну и тогда вода будет вытеснять воздухом наружу через открытые кингстоны, расположенные в днище ЦГБ. Оператор же закрыл кингстоны, а клапана вентиляции (расположены наверху ЦГБ) остались открытыми, и драгоценный воздух высокого давления уходил в океан вместо того, чтобы вытеснять воду из цистерн главного балласта. Израсходовав почти 70% ВВД, в центральном посту сообразили, что делается что-то не то: лодка не реагирует на продувание главного балласта. Прекратили дуть балласт, осмотрелись. Оказалось, что лодка лежит на глубине 45 метров с креном 15 градусов и дифферентом 0,5 градуса на корму. Единственная польза, которая могла бы быть от такого продувания – обозначение своего места: вырываясь на поверхность, мощные пузыри ВВД показывали местонахождение подводной лодки (ПЛ).
Пока в центральном посту разбирались с возникшей ситуацией, через систему вентиляции в четвертый отсек начала поступать забортная вода. Геройский поступок совершил мичман Лещук В.А.: открыв переборку (кремальеру), он крикнул в центральный пост о поступлении воды, и закрыл кремальеру, загерметизировав, тем самым, четвертый и себя в аварийном отсеке.
Вдруг погас свет, отключились приборы, в том числе пульт управления общекорабельными системами. Включилось аварийное освещение, воцарились полумрак и тишина. По громкоговорящей связи и телефону запросили все отсеки. Доложились все, кроме четвертого: сколько не вызывали, сколько не стучали в переборку – молчание. Надо всплывать. Попытки порциями продуть балласт вручную (т.к. пульт вышел из строя) результатов не дали.
Подводная лодка лежала мертвой глыбой, выйдя из подчинения людей. По переборке отсека струились капли конденсата, подтверждая, что за этой стальной перегородкой находится 420 тонн холодной морской воды под давлением четыре с половиной килограмма на квадратный сантиметр, убившей четырнадцать подводников, не покинувших свой боевой пост. Когда, после подъема лодки, командир войдет в четвертый отсек, то увидит всех на местах, расписанных по аварийной тревоге, но… только мертвыми и поймет, что до последней секунды они оставались верными присяге и Корабельному уставу. Авария выделила им всего три минуты, чтобы успеть доложить на ГКП о поступлении воды в свой отсек через клинкеты вентиляционной системы. Однако закрыть эти роковые клинкеты моряки, увы, не успели.
От воды, попавшей в трюм центрального поста, взорвалась аккумуляторная батарея, вышло из строя жизненно важное оборудование и системы управления, появились смертельно опасные газы (CO – угарный газ). Командир перевел управление кораблем во второй отсек и приказал всем покинуть центральный. Логично было предположить, что через час ПЛ начнут искать, так как именно это время нахождения под водой было указано в шифровке при погружении. По здравому смыслу, на торпедолове через час должны были встревожиться и объявить тревогу, а от попавшего в беду экипажа требовалось, прежде всего, найти способ оповестить о себе других. Для этого предусмотрены штатные аварийные буи с радиопередатчиком, телефоном и светосигналом. Эти буи (АСБ – аварийно спасательный буй) часто терялись в море, срывались волной. За это наказывали. Чтобы упростить организацию службы и избежать наказания, их намертво… приваривали к корпусу! Все знали и закрывали на это глаза. Таких буев на ПЛ два (в носу и в корме), отдаются они изнутри прочного корпуса. Поэтому на аварийной подлодке «К-429» аварийные буи не всплыли – отдать их не удалось.
В первом отсеке, где старшим оказался командир 228 экипажа, царила паника. Белоцерковский, который «держал» подводную лодку на заводе в боевом дежурстве и готов был через 19 часов после сигнала уничтожить любого «супостата», сейчас, без приказания центрального поста, самовольно готовил к всплытию ВСК (всплывающая спасательная камера). Но… она тоже была намертво приварена! Слишком большая уверенность была в том, что на флоте аварии не может быть. Впрочем, в любом случае воспользоваться камерой не смогли бы: не работало лебедочное устройство…
ОПЕРАЦИЯ ПО СПАССЕНИЮ
Непрерывное прослушивание горизонта ничего не давало – их явно никто не искал. Томительные часы ожидания длились невыносимо долго. К утру, Суворов принял решение послать на поверхность разведчиков. Добровольцами попросились два мичмана, Николай Мерзликин и Михаил Лесник. Выход решили осуществлять через торпедный аппарат. Чтобы это сделать, сначала надо было из аппарата извлечь торпеду. А поскольку система гидравлики не работала, тащить торпеду пришлось вручную.
Мичманы благополучно всплыли в индивидуальных дыхательных аппаратах (ИДА-59) и легководолазных костюмах. Ни торпедолова, ни других кораблей, ищущих подводную лодку, они не увидели. Вдали виднелся берег губы Саранной, на него и поплыли. Температура воды была всего лишь четыре градуса, и находиться в ней долго грозило переохлаждением, но им, наконец-то, повезло – увидели стоящий на якоре пограничный катер. Пограничники их приняли за диверсантов и произвели «захват», к счастью – живьем. Везение для «К-429» продолжалось: «диверсанты» на русском языке сообщили им все тайны сразу – бортовой номер лодки, где затонули, ФИО командира и замполита. О задержанных «диверсантах» и их сообщении с пограничного катера дали радиограмму в свой штаб. Мичманов же высадили на берег и они, взяв в охапку свое водолазное снаряжение, через сопки направились в родную базу.
Вот таким образом в штабе флота узнали, что погрузившаяся для дифферентовки атомная подводная лодка затонула. Спасательные средства были направлены к месту аварии. После двенадцати часов пребывания на дне экипаж «К-429» услышал, наконец, щелчки гидролокатора, дробью рассыпавшиеся по корпусу ПЛ, и шлепанье винтов над головой.
Спасатели наладили связь с лодкой, а с «К-429» отвечали ударами кувалды по корпусу. Решили выпускать людей по 4 человека – максимум, что позволяет один торпедный аппарат. Но, вместо штатных 87 человек на борту вышло в море 120. Эти лишние 33 человека считались проходящими стажировку, и дыхательными аппаратами для них никто не запасся. Торопились, не до аппаратов, главное – план боевой подготовки. Часть аппаратов осталась в затопленном четвертом отсеке, но это была не вся беда. Многие подводники не умели пользоваться индивидуальными спасательными аппаратами, хотя в необходимых документах запись о сдаче зачетов и прохождении практики имели место быть. В реальности же многие оказались не готовы к предстоящему испытанию.
Ошеломляющую безответственность проявили спасатели Тихоокеанского флота: из подаваемых ими сверху на ПЛ баллончиков с дыхательной смесью для ИДА-59, некоторые оказались пустыми; в нужную минуту не нашлось тросов; не работали компрессоры и их срочно, самолетом, пришлось доставлять от дорожных ремонтников. Устройство лодки толком никто не знал, поэтому на ходу по чертежам объясняли спасателям, что им делать. В результате вскрыли лючок, через который в лодку хлынула забортная вода, а не сжатый воздух. Личный состав подлодки приступил снова к борьбе с поступающей водой: дырку, открытую водолазами, в конце концов, забили деревянной пробкой. «Ради бога, - отстукивали подводники «морзянку» кувалдой по корпусу, - ничего не трогайте, мы сами…».
На спасательном судне находился уже сам Главнокомандующий ВМФ Адмирал флота Советского Союза Горшков С.Г.
Четверо суток не спал Суворов, требуя баллонов и исправных аппаратов ИДА-59, подбадривал слабых, четверо суток выходили потерпевшие аварию подводники через торпедный аппарат и кормовой люк. Главком написал им записку, которую доставили на ПЛ вместе с аварийно-спасательным имуществом и пищей: «Товарищ Суворов, товарищ Гусев, я восхищаюсь Вашими действиями, - писал Главком, - прошу принять все меры к спасению личного состава». Содержание записки Суворов довел до каждого, в кормовые отсеки по телефону, в носовых – персонально. «Держитесь, - говорил командир, - наверху нас ждет сам Главнокомандующий».
Продолжение следует
Джан-Мирза Мирзоев,
профессор, военный обозреватель
|
