 После
убийства адмирала, я вступил в исполнение должности начальника БВВМУ.
Спустя несколько дней произошло событие, которое заставило меня принять
экстренные меры для выяснения обстановки, сложившейся вокруг училища. В
первых числах мая ко мне в кабинет вошла начальник финансового отдела
Кравчина Л.Н., которая задала безобидный вопрос:
- Мирза Исмайлович, Вы не знаете – где находится Татаренко?
У меня с ней сложились добрые отношения еще с момента прибытия в училище
на должность преподавателя - в бытность СССР, с ее мужем мы вместе
служили на одной кафедре и часто посещали друг друга семьями. Нередко
обменивались шутками, поэтому, напустив на себя серьезный вид, я
позволил себе сказать следующее:
- Любовь Николаевна, зачем он Вам, если есть – я?
Но этот полушутливый тон она не поддержала и, немного раздраженно, выпалила:
- Мне не до шуток. Нужна его подпись для того, чтобы мы получили деньги в банке – надо выдавать денежное довольствие служащим.
Такой ответ обескуражил меня: Татаренко В.Т. к получению денег из
Национального банка не имел никакого отношения! Общеизвестно, что для
перечисления необходимой суммы из банка на счет любой организации, в
финансовых документах необходима подпись трех лиц – руководителя
учреждения, бухгалтера и кассира. При этом, дублируется подпись только
одного человека – руководителя. При образовании БВВМУ этим «дублером»
был я, и моя подпись, как образец, была представлена в банке – кроме
начальника училища, только я имел право подписывать финансовые
документы. Поэтому, я задал финансисту естественный вопрос:
- С какой стати, Татаренко будет подписывать документы, когда это должен делать я?
Густо покраснев, Кравчина Л.Н. произнесла фразу, которая повергла меня в ступор:
- Ваша подпись … недействительна.
Я пришел в замешательство и долго осмысливал услышанное. Воцарилась
тишина, женщина-финансист стояла, потупив голову, и нервно перебирала
пальцами находящиеся у нее документы. Я пригласил ее сесть и,
посерьезнев, произнес:
- Говорите, Любовь Николаевна. В чем дело?
Свой рассказ она начала словами:
- Помните, Вас отправили в командировку в Ленинград? Тогда-то все и началось…
Память вернула к событиям 1992 года, когда, в конце ноября, начальник
училища вызвал к себе и сообщил, что мне срочно надо выехать в Ленинград
с целью приобретения материалов по учебному процессу в одном из военных
ВУЗов. Хорошо помню, что предложил адмиралу прямо из его кабинета
позвонить туда (оперативная связь еще действовала в СНГ) и решить этот
вопрос по телефону, не выезжая из Баку. На это предложение начальник
училища ответил:
-Очень важно личное общение для поддержания контактов – они нам еще пригодятся в будущем.
- Но ведь, этим направлением напрямую занимается заместитель по научной и
учебной работе Татаренко В.Т. – ему и надо, в первую очередь,
налаживать контакты…
Адмирал прервал меня и, по-отечески улыбаясь, сказал:
- Зачем усложнять? Тебя же там знают. Заодно, сменишь обстановку.
Я вылетел в Ленинград. Прибыв по назначению, я выполнил поручение
начальника буквально за несколько часов: необходимые материалы были
собраны и оформлены для отправки багажом в адрес училища. Вечером я уже
докладывал ему по телефону о выполнении задания и разрешении выехать
обратно. Но адмирал, похвалив меня за оперативность, порекомендовал не
спешить с возвращением, а, попросту, воспользоваться представившейся
возможностью и хорошо отдохнуть. Помню, я был рад такому проявлению
внимания со стороны начальника…
Но сейчас, радужные воспоминания начали омрачаться рассказом финансиста –
оказывается, моя командировка служила ширмой для проведения других
операций:
- После вашего отъезда, Эдуард Газанфарович вызвал меня и приказал заменить вашу подпись в банке на подпись Татаренко В.Т.
Меня мучил вопрос – почему это делалось так скрытно? Ведь, если бы
начальник училища сообщил мне о своем решении не таясь, я бы с радостью
воспринял такое известие, как говорится, баба с возу, кобыле – легче:
стало бы меньше функциональных обязанностей и ответственности. В чем же
причина такой таинственности? И почему меня никто не уведомил о таких
важных изменениях? Собравшись мыслями, я обратился к начфину:
- Любовь Николаевна, здесь вашей вины нет. Вопросы, связанные с
секретными документами, кадрами и финансами являются прерогативой
начальника и решения принимаются только им. Но у меня есть вопрос к вам
лично. Почему же вы, Любовь Николаевна, все это время приносили мне на
подпись финансовые документы? Вы же прекрасно знали, что моя подпись
аннулирована в банке, а я подписывал их, даже не думая о том, что это –
подстава, тем более, - с вашей стороны?
То, что она с такой горячностью и увлажненными глазами, буквально, выпалила – не заставило усомниться в сказанном:
- Это - не я… Это - не я… Честное слово! Татаренко приказал мне
приносить вам на подпись документы, чтобы вы ни о чем не догадались…
После ухода финансиста, я начал анализировать создавшееся положение.
Получалось, что в течение полугода я подписывал финансовые документы,
заверенные печатью, и, одному богу ведомо, как их использовали. Получить
достоверную информацию от участников этой аферы было бы верхом
близорукости и наивностью. Что же делать? Решение пришло неожиданно
просто – необходимо добиться назначения нового начальника финансового
отдела училища, оставив нынешнего начфина в должности заместителя. В
таких случаях, при приеме-передаче дел, неизбежно проводятся проверки,
сверки и баланс с вышестоящей организацией – оставалось надеяться, что
при этом что-то прояснится. Так появился в БВВМУ новый начальник ФО
старший лейтенант Этибар Самедов, который и выявил «недостачу»: долг
училища перед Минобороны составил в валютном выражении около 4 млн.
долларов США. Откуда взялся такой колоссальный долг? Для выяснения
этого, я приказал новому финансисту все проверить в финансовом
управлении оборонного ведомства. Каково же было мое удивление, когда,
вернувшись из Минобороны, Э.Самедов доложил мне, что все улажено и за
училищем никакой долг не числится. Отлегло! Но я, все же, записал
выявленный накануне долг на бумажке и поместил ее под стекло на своем
рабочем столе. В то время, в финансовом управлении Минобороны начальники
менялись часто. Каждая смена сопровождалась проверками, и каждый раз
училищу предъявлялись претензии на сумму, которая совпадала до цента с
суммой, обозначенной у меня на столе! И каждый раз, после вмешательства
начфина, претензии отклонялись. Мне надоело такое положение дел, и я
пошел на беспрецедентный шаг – сам потребовал провести аудиторскую
проверку финансово-хозяйственной деятельности БВВМУ. И только после
многомесячной проверки, наконец-то, удалось узнать всю правду.
Финансовые потоки распределяются и контролируются следующим образом. Из
финуправления Минобороны деньги поступают на расчетный счет БВВМУ.
Затем, с расчетного счета денежные средства переводятся на, так
называемые, статьи расходов. Только после этого, училище может
производить финансово-хозяйственную деятельность, оплачивая расходы с
соответствующих статей расхода. Таким образом, обобщая расходы по каждой
статье и сравнивая полученный результат с общей суммой, выделенной из
Минобороны, выявляют баланс – расходы должны совпасть с выделенными
средствами. В противном случае (перерасход или неполное использование
средств), при сверке финансовых ведомостей выявляются отклонения по
каждой статье. У финансистов есть термин: «бьет красным» - это означает,
что по данной статье допущен перерасход денег. Так вот, при каждой
проверке БВВМУ, неизменно одна из статей «била красным» на сумму около 4
млн. долларов США. Причина состояла в следующем.
В декабре 1992 г. на расчетный счет училища поступила крупная сумма из
финуправления Минобороны. Эта операция совпала по времени с моей
командировкой в Ленинград и заменой моей подписи в банке на подпись
Татаренко. Эта сумма должна была быть перераспределена на
соответствующие статьи расхода БВВМУ. Однако такая операция не была
произведена. Вместо этого, прямо с расчетного счета, за подписями
Э.Гусейнова и Татаренко В.Т., эти денежные средства были переведены в
различные коммерческие структуры, якобы, для закупки необходимой
аппаратуры. Это – грубейшее нарушение финансовой дисциплины: любые
финансовые операции должны проводиться через соответствующие статьи
расходов для обеспечения отчетности. Так как, никаких «следов» эти
операции не оставили «внутри» БВВМУ, то и отчитывалось училище перед
вышестоящим довольствующим органом без учета этой суммы. Поэтому с
поразительной точностью каждый раз финансовое управление Минобороны
«высвечивало красным» этот долг училища.
Аудит выявил и еще одно немаловажное обстоятельство: переведенные суммы
были освоены коммерческими структурами на 15 %. Проще говоря, училище
получило только 15 % от требуемого количества аппаратуры. Стало быть,
коммерческие структуры присвоили себе 85 % выделенных средств, что и
составляло пресловутую сумму около 4 млн. долларов США. Но главное, по
моему мнению, обстоятельство заключалось в том, что коммерческие
структуры, проводящие эти операции, имели самое непосредственное
отношение … к благотворительному фонду «Хейрия», которой руководил
Р.Джавадов. А вы помните, что по материалам следствия заказчиком
убийства адмирала являлся именно Р.Джавадов. Что же получается? Со всей
очевидностью становится понятной причина жесткого телефонного разговора
накануне убийства между покойным и Р.Джавадовым, о котором говорили
свидетели, в том числе и сам Татаренко. Громкое дело превращается в
банальную криминальную разборку, которая была характерна в начале 90-х
на всем постсоветском пространстве…
Но следствие такой оборот дела не устраивал – надо было «поддать жару»,
что и было так неуклюже и непрофессионально сделано. В ходе судебного
процесса я неоднократно пытался привлечь внимание следствия именно на
эти моменты уголовного дела, но фемида, действительно – слепо, обходила
вниманием этот явственно выпирающий «коммерческий след»: полученный
заказ должен быть выполнен! Обратите внимание, во всех, так называемых
громких делах того периода, осужденному (помимо основного обвинения) в
обязательном порядке «приклеивалась» статья злоупотребление служебным
положением и растрата государственных средств – для большей
убедительности наказания. Исключением оказался только лишь Джан-Мирза
Мирзоев. Оно и понятно: в противном случае, на скамье подсудимых
неминуемо оказались бы высокопоставленные чиновники, включая высшие
эшелоны Минобороны. Таким образом, начав уголовное преследование со
смешной причины моего ареста, - за то, что «не слежу за своим здоровьем»
(именно так записано в записке об аресте!), - отечественная фемида, в
итоге, осудила меня как подстрекателя к убийству… Поражает цинизм и
бездушие следствия и суда при исполнении таких заказных дел – стоит ли
удивляться тому, что Европейский суд по правам человека завален сотнями
обращений граждан Азербайджана.
Продолжение следует
Джан-Мирза МИРЗОЕВ,
Профессор, военный обозреватель
|
